[shpaky]

Мой первый опыт участия в фесте в тандеме с замечательным фикрайтером (спасибо ей большое, за то, что вытащила меня из пучин отчаяния, когда за неделю до выкладки обнаружилось, что изначальный автор пропал бесследно). По-моему получилось отлично!

10.03.2013 в 20:56

Пишет  Kaktyc I.D.:

Название: Там, где живут чудовища
Артер: KanzakiVS
Автор: Kaktyc I.D.
Фандом: Мстители/Avengers, RPS
Пейринг: Локи/Том Хиддлстон
Рейтинг: R
Жанр: Angst, Romance
Размер: 2 634 слова

Пакеты с тихим шелестом опускаются на пол, а потом Том неловко задевает вешалку локтеми, она падает с оглушительным грохотом. Клетчатая шляпа катится по паркету и останавливается у ног Локи, вышедшего из ванной на шум.
— Ты катастрофа какая-то, — произносит он и поднимает шляпу, отряхивая ее.
— Прости, — Том ставит вешалку на место и коротко целует его в щеку, — я дома, дорогая.
Локи фыркает и вешает шляпу на место, а потом уходит в комнату, мазнув краем мокрых волос по лицу Тома.
Хиддлстон только вздыхает и несет добычу на кухню, мечтательно улыбаясь.
— Ты зря не пошел, — говорит Том, деловито шурша пакетами.
— Да ну, — лениво отвечает Локи за стеной, — как бы ты объяснил мое наличие?
— Давно потерянный брат-близнец? — смеется Том, оглядывая помещение, к которому так и не успел привыкнуть.
Просторная комната, светлая из-за большого во всю стену окна, которое отодвигается в сторону и открывает выход на теплую энгаву. Кто и когда решил построить в Новой Зеландии классический японский дом, Том не знает, но сразу безоговорочно влюбиляется в него, как только они с Локи входят внутрь в первый раз.
Том достает из пакета лоток шоколадного мороженного, задумчиво взвешивает его на ладони и решает не убирать. Погода стоит жаркая, Локи, который плохо переносит жару, все окна открыл, но это слабо помогает. А вентилятора у них нет.
— Не мели ерунды, — Том не видит лица Локи, но почти уверен, что оно искривлено в гримасе недовольства, которая часто появляется у него в моменты беспричинного плохого настроения.
— Все равно было весело, — Том убирает последнюю пачку апельсинового сока, который они оба потребляют в совершенно нечеловеческих объемах.
— Меня это не интересует, — меланхолично отвечает Локи, и интонация его голоса Тому совсем не нравится. Поэтому он прихватывает из ванной полотенце и идет в единственную «жилую» комнату этого дома.
Локи сидит, обхватив колено, у распахнутых седзе и задумчиво разглядывает причудливые линии изумрудных холмов. Все-таки не зря Джексон снимал своего Властелина Колец именно здесь. Настоящая страна Чудес.
— Не шевелись, — тихо просит Том, становясь на колени позади него, и начинает мягко вытирать его мокрые волосы. Локи послушно склоняет голову и дает перебирать пальцами мягкие пряди, завивающиеся крупными локонами от влаги.
Чужие плечи немного вздрагивают под прикосновениями прохладных пальцев, когда Том разминает напряженные мышцы, словно это Локи вернулся с долгой прогулки отягощенной встречей с Кеннетом и очередными увещеваниями.
Но Том просто не может, не может смотреть Бране в глаза и врать, но как-то приходится. Тот бы не понял, почему любимый ученик отказывается увидеться с ним.
Том выпрашивает передышку. Она и правда ему нужна, после окончательного принятия того факта, что его первая любовь, которая запоздала на столько-то лет, оказывается просто никому не нужной. Ее принимают с отстраненной вежливостью и мягко объясняют, отчего она — лишь помеха для самого Хиддлстона.
Локи шипит, когда Том слишком сильно сжимает кожу, просто, чтобы показать, что ему неприятно — он крепче людей и не чувствует такой незначительной боли.
— Прости, — тихо говорит Том и утыкается лицом ему в плечо, вдыхает пряный запах трав, разбавленный свежестью мороза, и это одна из неизменных вещей в их жизни.
Локи молчит, только оборачивается и распускает узел галстука на шее Тома, оставляя его висеть тушкой мертвого хорька у него на плечах.
— Я мороженое купил, — произносит Том, когда, наконец, заканчивает с волосами и спрашивает, — принести?
— Ага, сейчас, — Локи откидывается назад и валит Тома на пол, извернувшись в падении, чтобы оказаться лицом к лицу.
— Что? — спрашивает Том с легкой усмешкой, хотя и сам прекрасно знает каковы их общие желания.
Локи склоняется ниже и мягко целует его, прихватывая нижнюю губу, даже не углубляя поцелуй, так невесомо, словно это — у них впервые.
— Ну, пусти, — шутливо отбивается Том.
— Нет, — тихо говорит Локи и целует его в нос, — лежи. Я сам принесу. Не смей вставать.
Он почти приказывает, и Том отчего-то рад ему подчиниться. Он раскидывает руки и, запрокинув голову, смотрит на холмы.
Локи отчего-то приносит одну ложку и кормит его с рук, как маленького, разве что не приговаривает за кого следует съесть очередную порцию.
— Сам-то ешь, — тихо говорит Том, — тебе ведь покупал.
Локи хмыкает, шутливо бьет его ложкой по лбу и передает ее Тому, предлагая ему почетную миссию — «покормить бога»
— Даже не верится, что ты не человек, — задумчиво говорит Том.
— Я мастер иллюзий, могу стать кем угодно, — Локи послушно открывает рот, а потом отбирает ложку и со смаком втыкает ее в оставшуюся в лотке массу, а потом снова валит Тома на пол.
Тот задумчиво поглаживает Локи по спине, ощущая прикосновения холодных губ к своей шее, тягуче медленные движения погружают его в транс, но, кажется Локи именно этого и добивается.
Том ежится от легкого сквозняка, который внезапно залетает в открытое окно, голая кожа мгновенно покрывается мурашками, но Локи успокаивает эту легкую дрожь мягкими влажным поцелуями. Даже он успел уже согреться. Том скрещивает ноги у него на пояснице и закидывает руки на шею желая прижать это тело, так похожее на его собственное, как можно ближе. Они оба отчаянно в этом нуждаются — до темных отметин на коже, до смазанных поцелуев, когда у Тома закатываются глаза, пока Локи возит его по циновкам, целуя раскрытый в беззвучном крике рот.

Том потирает лопатки, стертые о пол и потягивается всем телом, отчего-то именно здесь, с Локи он совершенно перестал стесняться собственной наготы. Черный кот запустил морду в миску с забытым и растаявшим мороженым, Локи почесывает его за ухом, сидя рядом на корточках. На его спине свежие следы от царапин мешаются со старыми шрамами. Том перекатывается ближе и целует рубец у него под лопаткой, Локи вздрагивает, а потом его плечи устало опускаются. Это не сдача, нет. Просто передышка.

— Эй, парень, у тебя телефон звонит, — Том отвечает на оклик, только когда один из посетителей тренажерного зала касается его плеча. Физические упражнения своей размеренностью погружают его в какое-то гипнотическое забытье.
На дисплее мигает имя абонента.
«Кеннет»
Том сбрасывает, этот вызов оказывается последним из пятнадцати пропущенных. Но телефон, поставленный на беззвучный режим, тут же снова начинает вибрировать в его руках, Том тихо ругается себе под нос и все же отвечает.
— Хиддлстон у телефона.
— Том, — голос у Браны хриплый и прерывающийся, видимо Кеннет снова курит, изводя сигареты одну за другой, но Тома сейчас меньше всего волнует его состояние — слишком уж он сильно волновался об этом раньше, — Том, где ты?
— В зале, — коротко отвечает Хиддлстон, отходя от стойки с гантелями.
— Я просил тебя не уродовать себя. Тор — не твоя роль, — в трубке слышно как Кеннет затягивается, — я внизу. Спускайся.
Звонок прерывается, Том ругается и идет в душ — Брана будет ждать его внизу столько, сколько потребуется, он почти так же упрям как и Хиддлстон, но у того сейчас совершенно нет настроя для долгих сцен.
Прохладный кафель покрывается конденсатом от кипятка, который Том выливает на себя, безбожно выкручивая кран — ему теперь всегда холодно. Словно вместо крови его сердце качает по венам то злополучное, так и не доеденное мороженое, которое потом вылакал соседский кот, когда оно, забытое на террасе, растаяло под августовским солнцем.
Кеннет стоит у машины — темно-синего седана — и курит, прислонившись к капоту. Под светом единственного фонаря видна горстка раздавленных окурков у его ног.
— Том, — зовет Брана, когда видит подопечного у выхода, тот щурится, пытаясь привыкнуть к темноте на улице — осенью темнее рано, впрочем, очень скоро она закончится, ноябрь подходит к своему логическому завершению.
Том молчит, но послушно садится в машину, когда Брана распахивает перед ним дверь пассажирского сидения.
— Что ты делаешь, скажи на милость? — Кеннет морщится и устало трет виски, не глядя на Тома, но тот все равно пожимает плечами и произносит со всем равнодушием, на которое способен.
— Я буду играть Тора, — по лобовому стеклу начинает барабанить дождь, крупные капли стекают вниз, Кеннет заводит автомобиль, и дворники дисциплинированно начинают разгонять воду. Когда машина подъезжает к дому Тома, мир вокруг полностью исчезает под мутными потоками, так что остается загадкой, как Брана вообще умудряется ориентироваться на дороге.
— Том, это не твоя роль, — повторяет Кеннет после долгого молчания, на что Том только непокорно фыркает.
— Ты не понимаешь. Я сыграю его, я должен это сделать, — он выходит из машины, напоследок оглушительно хлопая дверью. Дождь барабанит по плечам с упорством, достойным лучшего применения, рыжеватые кудри моментально намокают и повисают вдоль лица, Том упрямо мотает головой, отбрасывая их. Уже шагнув под козырек, защищающий подъезд дома, он оборачивается — Кеннет сигналит ему фарами и выезжает на дорогу.

Том просыпается от неожиданной пустоты в постели — Локи нет рядом, никто не сопит в ухо и не прижимается пиявкой, заставляя откинуть одеяло от влажной жары, образующейся под ним. Впрочем, может Том еще и замерз — легкая простыня, которой они укрываются, скомканная валяется на светлом паркетном полу, а после дневного зноя даже такая незначительная прохлада вызывает озноб. Значит, Локи все же спал рядом. Том смотрит в потолок, пока его глаза не привыкают к темноте, и из нее не проступают очертания предметов. На тумбочке лежит раскрытый очечник, в котором чуть поблескивают линзы прямоугольных очков — Локи надевает их, когда читает перед сном. Рядом лежит книга, выбранная им, видимо для полной аутентичности — Саке Комацу «Гибель Дракона», Том в детстве видел пародийный фильм на нее, со слишком заумным для пятилетнего ребенка названием.
«Затопление всего мира, кроме Японии».
Впрочем, иероглифов на обложке он все равно не может разглядеть, Том просто знает, что это именно та самая книга, страницы которой Локи переворачивает каждый вечер, забавно морща нос на некоторых моментах. И факт того, что читает он в оригинале, вызывает у Тома какой-то нежный трепет, когда он целует красноватые следы, остающиеся у Локи на переносице.
Легкий сквозняк проходится по голой коже, заставляя поморщится, Том лениво переворачивается, устраиваясь на животе, обнимает рукой подушку и смотрит на фигуру Локи, обласканную лунным светом. Несмотря на кажущуюся хрупкость и торчащие лопатки, у того под кожей твердые упругие мышцы. Локи очень жилистый, гибкий и подвижный, но сейчас он похож на обманчиво-хрупкую статую из белого оникса. Отросшие волосы щекочут его лопатки, и он дергает спиной, пытаясь отогнать их, а обернувшись, сразу же натыкается на взгляд Тома. Зеленые глаза Локи мягко светятся в темноте, и это не лунный свет в них отражается — ни один отблеск не способен дать такого кошачьего сияния. Именно в этот момент Том окончательно осознает, что Локи — не человек. До этого он упорно гнал подобные мысли прочь, хотя и знал это с самого начала, знал, но предпочитал не замечать, упорно прячась за полностью человеческими ритуалами вроде совместного завтрака или ежевечернего чтения книг в одной постели, когда Том устраивался поперек чужих коленей и задумчиво пролистывал сводки новостей на планшете, а Локи раскрывал книгу у него на спине, изредка проводя пальцами по пояснице, отчего Том ежился и дергал ногами.
Локи медленно подходит к кровати, на полу за ним остаются чуть светящиеся следы, словно он наступил в лунную краску, разлитую у окна. Он опирается рукой о край постели, нависая над Томом, и склоняется за поцелуем, за его спиной ветер колышет легкие занавески. Тюль, подвешенный по настоянию Тома, которому было все же несколько неудобно спать с полностью открытыми окнами, взлетает и опадает, пока сам инициатор его появления с готовностью подается на поцелуй, изгибаясь в неудобной позе.
Локи молчит и загадочно улыбается, пока с неожиданной легкостью переворачивает Тома на спину, а потом мягко разводит его колени, устраиваясь между ними. На его губах какой-то странный терпкий травяной привкус как от слишком крепкого зеленого чая. Том с готовностью обнимает его плечи, прижимая ближе, касается языком ямки между его ключиц. С их шей не сходят синяки засосов, которые оба любовника любят оставлять на коже друг друга, их привычки во многом оказываются сходны — это как заниматься любовью со своим собственным отражением в немного мутном зеркале. Но в этот раз, как впрочем, и раньше, Том безоговорочно отдает ведущую роль своему любовнику, упиваясь почти до одержимости тяжестью его тела. И стонет до сорванного горла, вырывая такие же звериные звуки из чужих губ.
Локи лениво гладит его по влажной спине, целует выступающий позвонок на загривке, но Том не дает сладкой истоме закрыть ему глаза, чтобы отправить в глубокий сон. Он переворачивается под Локи и внимательно смотрит ему в глаза.
— Что? — наконец, не выдерживает любовник, легонько дергая Тома за мочку уха, и складывает руки у него на груди, устраивая острый подбородок на сцепленных пальцах.
— Не уходи, — тихо просит Том, заставляя Локи раздраженно шипеть. Он скатывается с постели и, завернувшись в легкий шелковый халат, снова отходит к окну.
Том хочет встать, обнять его напряженные плечи, пригладить растрепанные волосы, заставить Локи смотреть только на себя, но чувствует, как тяжелеют веки, и ничего не успевает сделать. Он засыпает.
Утром наступает сентябрь. Дом наполняется сквозняками, а с вешалки исчезает клетчатая шляпа, и книга со стола тоже пропала.
Том выкидывает продукты из холодильника. С механической сосредоточенностью он уничтожает любые следы человеческого присутствия здесь, и только когда роняет себе на ногу один из мешков, то понимает, насколько же у него дрожат руки.
Он выходит на террасу и туда же немедленно запрыгивает черный кот с белым пятном на груди. У него нет ошейника, но Локи неизменно утверждал, что у этого питомца есть хозяин и, вразрез со своими же словами дал ему имя. Он назвал кота Тором.
Это же имя он произнес в тот единственный раз, когда в постели они поменялись ролями. Том надеялся, что ему послышалось, а Локи не подавал виду, что — нет.
Тор трется об его ноги и призывно мурлычет, Том на мгновение закрывает глаза ладонью, а потом наливает ему в блюдце молока. В последний раз.
Он ищет закинутый куда-то телефон, которым не пользовался почти три месяца и с каким-то смешанным чувством набирает позабытый номер, который раньше мог назвать даже во сне.
— Алло, Кеннет? — он надеется, что на другом конце мира, там, где у Браны поздний вечер, не слышно дрожи его голоса, — это Том. Я готов вернуться.

Том врывается в гримерку после спектакля, размахивая пустой пластиковой бутылкой, а сидящий там Брана прижимается к стене, чтобы не попасть под удар.
— Я буду играть Тора! — провозглашает Том, улыбаясь как-то особенно сумасшедшее.
Кеннет реагирует мгновенно.
— Никогда.
Том замирает и опускает руку, он близоруко щурится и отворачивается.
— Вот увидишь.

— Готово, — Элен, их гример, щелкает над ухом у успевшего задремать Тома — сейчас семь, его подняли в пять — и выходит, а он боится поднять голову. Медленно считает про себя до сотни и только тогда осмеливается взглянуть в глаза собственному отражению.
Из зеркала на него смотрит Локи, почти такой, каким Том его запомнил.

— Что ты думаешь о теории множественности вселенных? — спрашивает Локи, пока Том лениво перебирает его волосы.
— Ну, в последнее время я начинаю находить ей подтверждения, — преувеличенно серьезно отвечает Том.
— В ней так много дыр, — с досадой морщится Локи, — яблоко мне дай.
Том тянется к блюду с фруктами, придирчиво выбирает один из очищенных и уже успевших потемнеть кусочков, а потом подносит его к чужим губам. Локи послушно открывает рот и бурчит сквозь яблоко.
— Должна быть призма, зеркало или червоточина, иначе бы не было столько сдвигов в строении обоих миров, — он закрывает глаза, когда Том проводит пальцами по его лбу.
— Знаешь, — произносит тот, задумчиво болтая ногой, — вот именно, что недостаточно одной только призмы.
Он некоторое время молчит, наблюдая за полетом ярко-желтой бабочки, которая перепархивает от цветка к цветку, пока не решает, что на носу у Локи ей будет удобней всего. Тот удивленно косится на нее, и Том не выдерживает, смеется, пугая насекомое. Локи чешет кончик носа, порыжевший от оставленной пыльцы.
— Это не зеркало, — отсмеявшись, говорит Том, — это мозаика, но кто-то смешал все элементы и получил совершенно иную картинку.
— Может и так, — Локи садится, а потом заглядывает ему в глаза, — вставай.
— Зачем? — удивляется Том, ему, разморенному жарой, совершенно не хочется никуда идти.
Локи уходит в спальню и уже оттуда кидает в него сложенной майкой.
— Я хочу машину для приготовления сахарной ваты, — он появляется в дверях и нетерпеливо постукивает босой ногой по полу.
— Может просто ваты? — с надеждой спрашивает Том, зная, кому придется разбираться в инструкции.
— Неа, — Локи коварно улыбается, — так легко не отделаешься.
— Я понял. Ты послан мне в наказание, — со стоном говорит Том, поднимаясь на ноги.
— Конечно, — Локи в два шага оказывается рядом и шепчет ему в губы, — я твой самый страшный ночной кошмар.

Том прикасается к зеркалу, до последнего надеясь ощутить под пальцами не холод стекла.
— Мозаика, — шепчет он, — перемешанный пазл.
Он отворачивается от зеркала и обнимает собственные плечи, чувствуя себя очень-очень больным. И не видит, что его отражение остается неподвижным, только смотрит вслед с тихим отчаянием, а потом тоже разворачивается и уходит куда-то край зеркальной рамы. Тонкая пленка амальгамы между мирами… насколько она прочна?